- Где мы встретимся? - Там же, где и всегда - река Сандзу, Игольная гора.
С чего бы начать?
Итак, шел 2015 или даже 2014 год. Я болтала с z_iren за Кусаби, почитывала mart (вроде фик назывался "Рауль вмешивается в события"?) и искала в большем формате картинку с Катце авторством HerbstRegen (если я не путаю ник). А еще работала в больнице (нарколожка, да), где каждую среду была вынуждена оставаться во вторую смену. Дело благодатное, когда есть компьютер и не слишком ограниченный доступ в интернет. Благоприятная среда не могла не сказаться и не вылиться во что-то. Как ни странно, но картинку Они умудрилась найти (хотя, признаться, удивительно, что это таки оказался Катце, а не тот же Ран Фудзимия). А однажды, когда в кабинете не осталось никого (ибо все были кто где: отпуск или больничный) написала вдохновленную творчеством mart вещь, которую просто обозвала "Флафф". Вещь вышла настолько "не моя", что Они Сэй подумала: народу понравится. Чувственно же! Но как бы не так!
Вещь я доводила до ума достаточно долго даже по своим меркам. И вроде довела. Но, судя по всему, людей она не особенно цепляет.
А у меня с годами растут требования к текстам. В общем, Они решила отредактировать фанфик в соответствии с теперешними представлениями о прекрасном. Это было год назад. Или даже два!
Но теперь он наконец доправлен. В первую очередь постаралась привести к единому времени глаголы. Второе, что делала - пояснила некоторые вещи - это мне понятно, что подразумевается, а другим-то каково?
Здесь фикбучная версия (конечно, она не первая). а это будем считать, окончательная, ультимативная версия.
Название: Попался, или Всё, что было до тебя
Размер: мини
Персонажи: Катце, Ясон Минк
Категория: джен с ощутимым налетом слэша (или недослэш)
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Нежность, море и капелька цинизма (ровно тот объем, что убивает лошадь)
Пояснение: Попались все. Ясон поймал Катце. И сам попался на него. Катце попался на человеческое отношение к нему блонди. Ясон поймал Рики. Рики повелся на Ясона. А потом и сам Ясон...
Это в какой-то мере круговая порука. У все две роли: ловушка и жертва. Никто не ушел... равнодушным.
читать дальше Резкое движение. Росчерк чего-то острого... Кровь...
- Банально.
Шальная мысль: «Мне не жить!»
За ней – очередь более умудренной: «А ты сомневался?»
Ясон ему что-то говорит. Взгляд всполошенного, шокированного болью и внезапной поимкой Катце отказывается фокусироваться: блонди расплывается. Со слухом еще хуже.
Кажется, на него долго смотрят, а потом, схватив за шкирку, тащат за собой. Мальчик пытается перебирать ногами, но куда там!
Ясон приволок нерадивую фурнитуру в свой кабинет. Аккуратно ставит на пол, хотя "мебель" сейчас больше всего смахивает на мешок картошки. Но всё-таки стоит.
Катце ощущает на своих плечах весь вес амойской атмосферы – тяжко... Хотя на самом деле здесь только два источника давления: нависший сверху Ясон Минк и его молчание.
Мальчик закусывает губу и рассматривает мыски обуви господина Минка, стараясь ни о чем не думать – отдумал уже.
Первым не выдерживает Ясон. Он хватает кончиками пальцев подбородок этого свихнувшегося наглеца и внимательно вглядывается в замершие глаза.
Странно... Поразительно! Когда лицо мальчишки начинает подниматься, в золотисто-карих (ах вот как?) глазах читается пробирающий до костей, превращающий мышцы в застывший цемент, всепоглощающий... Нет, не страх. Животный ужас.
«Быть пойманным – самое страшное, так, фурнитурчик?»
Но потом время отчего-то замедляется, словно становится гуще, и блонди теперь видит происходящее чуть ли не покадрово: пока он миллиметр за миллиметром тянет вверх лицо с кровоточащей щекой, страх отступает, подобно волнам во время отлива... И когда побледневшее лицо запрокидывается, чтобы встретиться с объектом своего трепета глазами, в них не остается ничего. Ничегошеньки.
Блонди смаргивает и замирает. Он готов клясться чем угодно: хоть бесконечностью Вселенной, хоть собственным разумом, что даже глаза кукол, искусно сделанные или попросту нарисованные, и те дарят бо́льшую иллюзию жизни, чем пара органов зрения, устремивших взгляд на главу Синдиката. Пустота... пустота, сверх того, подернутая пылью.
«Кто-то пришил мальчишке пуговицы вместо глаз?!»
Сверхсильное восприятие – это преимущество, но иногда случаются осечки. Осечки, ставящие рассудок на опасную грань. Она, эта грань, представляет собой что-то вроде ребра монеты, где аверс – разум, а реверс – сумасшествие...
Ясон встряхивает парня за плечи. Тот безвольно мотает головой, но опять поднимает лицо, уставившись на владельца. Что только усиливает вой приближающегося безумия в сознании казалось бы идеального существа.
«Вывести... вывести его немедленно из этого состояния! – кровь стекает по лицу, живая, пронзительно-красная, но Ясон не замечает ее. – Всё что угодно!»
Блонди ошалелым взглядом обшаривает помещение в поисках подсказки. Наконец, разум цепляется за первую попавшуюся, пусть и дикую мысль. Нестандартные ситуации требуют нестандартных решений, разве нет?
Катце же ничего не понимает. Но на данной жилплощади он сейчас – островок логики и трезвого мышления. Его суждения в высшей степени последовательны: деяние, нарушающее конфиденциальность внутренней информации госважности, – подтверждено; субъект, совершивший деяние, – пойман; ценность субъекта в глазах государства и Синдиката – нулевая. Дальнейшие действия? Аннигиляция.
А еще рыжий мальчик, куда-то увлекаемый консулом, четко понимает: только от него самого сейчас зависит – будет ли смерть быстрой и легкой или... Или. Несмотря на опрометчивость собственного поступка Катце известно с кем он имеет дело и в общем, и в частности. То есть, что значит разозлить блонди и пойти против Ясона Минка. Нельзя оправдываться: Ясон посчитает, что его интеллект неадекватно оценили (говоря человеческим языком, приняли за идиота) и отыграется так, как умеет только он. Сдать в бордель – цветочки. Выдрать из живого человека все нервные клетки разом, практически не повредив, а после, разложив эту сероватую цепочку на видном месте, изничтожать по одной... Ничем не прикрытая, совершенная, будто бог, боль. Пойманный с поличным малолетний госпреступник не питает иллюзий: у блонди и воображение богаче и возможности шире.
А еще он не покажет страх – тот Ясона раззадорит. Катце не хочется, чтобы его слабостью упивались. Быстрая смерть – вот что нужно.
Потому он собирает волю в кулак и решает доиграть роль.
«Мебель так мебель, хозяин».
Он будет покорен чужой воле. Он будет тверд. Это же единственное в чем свободен.
Тогда скажите, отчего проштрафившегося фурнитура принесли в спальню?
Как бы там ни было, Катце пойдет до конца.
Нижняя губа уже наполняла рот привкусом железа.
Сидящий на краю необъятной господской постели мальчик не приходит в себя.
«Будто забыл, что человек. Или... ты убил в нем душу! Или же разум?.. Как тебе удалось убить его разум??!»
Ясон быстро находит молнию-невидимку и тянет на себя. Вытягивает мосластое хрупкое тело из форменного костюмчика.
Катце отмечает, что неплохо бы разучиться думать. И пытается абстрагироваться от реальности. Ему это почти удается.
Блонди же, бегло осматривая тело фурнитура, отмечает особенности. Он в первый раз видит данный класс человеческих существ без одежды.
«Ребенок, которому никогда по-настоящему не вырасти...»
Но наблюдение – лишь первый этап... Ладони в тонких перчатках тут же проверяют самые чувствительные точки. Тело живо: грудь вздымается, венки пульсируют, а мальчишка... никак не реагирует на вопиющее нарушение протокола со стороны элиты! Ясон еще раз осторожно проводит рукой по телу, отслеживая колебания, фиксируя минимальные изменения... Ткань, обтягивающая ладони, становится раздражающей помехой, препятствующей исследованиям. Перчатки летят на пол.
Сознание рыжего нагло сообщает ему, что руки у господина Ясона Минка удивительно теплые. Катце посылает проявления сознания к черту, снова пытаясь спрятаться в безразличии и холодном уюте легкой смерти.
«Нет реакции», – подавленно отмечает мистер совершенство, но не останавливается. Заминка означает погружение в состояние гадкой дрожи и страха увидеть пуговицы вместо глаз... Нет уж. И Ясон касается чужого тела, вспоминая на ходу пэт-шоу и всё, что когда-либо знал о сексе или эрогенных зонах. Пытается расслабить фурнитура, а после старается возбудить... Хотя способно ли тело возбуждаться, находясь в подобном увечном состоянии? Неизвестно.
Напряжение растет. Ясону жарко, он стаскивает с себя предметы гардероба один за другим, не отдавая отчета в собственных действиях...
Катце, одним глазком заглянувшего в реальность, на мгновение охватывает паника: голый он и голый Ясон в одной постели!.. Не надо быть гением, чтобы понять куда утекают байты. Мм.. параметры Ясона... Катце констатирует, что его кончина будет крайне жестокой.
«Похоже, у нас с жизнью не взаимно».
Единственное, что мальчик себе позволяет – уронить слезу по столь скоротечно завершившейся жизни, но так, чтобы атаковавший правую часть его тела блонди ничего не заметил. После чего возвращается, еще крепче закусив губу, в спасительное небытие.
Это разум. Но вот тело Катце... Изящное, немного болезненное тело рассматривает проблему под несколько другим углом. И когда сверху его накрывает большое и теплое, наконец, избавив от необходимости терпеть прохладу окружающего воздуха, тело решает, что это – хорошо. И нежные руки, всё более умело дотрагивающиеся до самых чувствительных местечек, – это очень хорошо. С телом такое впервые, оно бы пело, если бы могло; сочинило поэму в честь того, другого тела, воспев его бархатистую кожу и чуткие пальцы хирурга-сапера, но... Вместо этого физическая оболочка Катце делает то, что может только она – подчиняет надколотое сознание и дергает рубильник вниз. Не ожидавший подобного, разум подчиняется.
Ясон замер. Что-то... Да, изменилось. Сначала он замечает слезу, скользнувшую по свежей красной борозде, – она, сверкнув, исчезла. И ведь не увидел бы, если бы не до зеркального блеска натертая поверхность шкафа, предательски раскрывшая своего прислужника. А после фурнитурское тельце расслабляется, становится слышно дыхание... Глубокое и спокойное. Теперь от мальчишки пахнет чем-то сладким... Сомкнутые ресницы цвета кофе с молоком, чуть приоткрытые раскрасневшиеся губы... Нерушимый покров безмятежности, наброшенный чьей-то рукой. Как заманчиво... как заразно...
«Я тоже так хочу», – почти сверхчеловек, прильнув к своей "мебели", обхватывает того руками – не убежит.
Не, малец не бесчувственен – вон, аж губу прокусил от волнения и эмоций...
«И правда, заразно...» – медленно проплывает последняя мысль.
Этот мальчик... на удивление гладкий и блонди щекой потерся о его грудь. А дальше – тишина...
Катце просыпается рано, намного раньше обычного, и сперва не может понять: ни где он, ни что случилось. Правую руку как будто придавливает мягкий камень... Двигать ей не получается. Хм. Тогда он левой прикасается к собственному лицу. Что же... Воспоминания замелькали перед глазами фурнитура: как его застукали, поволокли, как решил держать оборону, а потом...
Катце всматривается сквозь сумрак в то, что затрудняет движения, принюхивается, прислушивается к ощущениям. Вероятность того, что он до сих пор в спальне Ясона (и это всё не приснилось) существует, но лежит где-то в области фантастики. Блонди ничего не сделал? Совсем ничего?!
Недоумение. Недоверие.
Постепенно светает. Занимавшаяся заря не оставляет иного выбора как констатировать, что невозможное возможно.
Да, справа лежит, сжав его корпус в объятьях, здоровенный человек поистине божественно правильного сложения. Волосы спящего мерцают платиновыми и бронзовыми лучиками на одеяле, простынях и на нем самом. И как ни удивительно, но Катце не испытывает ни малейшего неудобства.
«Неужели... Смешно, но кажется, я всю жизнь мечтал именно об этом».
Однако часы неумолимо отсчитывают секунды.
Катце точно знает, когда просыпается хозяин – обычно внутренний будильник блонди срабатывал с завидной точностью. Но не сегодня: время приходит и проходит, а полубожество так и не соизволяет пробудиться. Фурнитур, подождав еще пять минут, решает: что бы там ни было, а главе Синдиката на работу опаздывать нельзя.
- Ясон-сама, – негромко зовет он и осторожно прикасается к восхитительным волосам.
Тот сквозь сон невнятно ворчит, будто надеется, что побудят-побудят, да отстанут. Катце это умиляет: «Совсем как ребенок». Увидеть блонди таким – нереальный сюрприз.
– Ясон-сама, просыпайтесь! Вам на работу пора.
«Голос... Голос кого-то зовет. Я этот голос слышал... Имя... Моё имя. Но как-то не так...»
Ясон чуть приоткрывает глаза, моргает пару-тройку раз. Он продолжает лежать щекой на Катце, и от этих действий тому щекотно и смешно, словно не ресницы, а крылья бабочки трепещут на груди.
- Ясон-сама, – почти осуждающе.
«Кого-то обнимаю... Но кого?»
Блонди поднимает глаза. Удивляется. Но объятий не размыкает.
Катце впервые прямо смотрит в глаза хозяину (владельцу/царю/богу) и не отводит взгляд, нет, даже не хочет этого!
«Синющие... Восхитительно синющие! Красиво-то как...»
В довесок к нечеловечески прекрасным глазам прилагается легкая растерянность. На совершенном лице блонди она недетски подкупает.
Ясон же не понимает. То есть понимает, и именно поэтому не понимает. Если бы не уверенность, что не выпускал мальчишку, то он сейчас сказал бы, что держит в объятьях кого-то другого.
Рыжий фурнитур зовет его: "господин" – в глаза и "хозяин" – за глаза. "Ясон-сама"... Так к господину Минку никто не обращается. Хотя, блонди прислушивается к себе, в обращении присутствует и уважение, и...
А сильнее всего поражает взгляд.
«У парня на щеке запекшаяся кровь (это ведь я сделал!), а он смотрит так мягко и... ласково, словно... Как тяжело подбирать слова! Вот он сейчас снова, едва касаясь, провел по моим волосам – обнаглел, однако, – опять "Ясон-сама" и... да, бережное отношение. Как будто сам меня сотворил и весьма доволен результатом!»
- Ясон-сама, вам нужно что-то делать.
«Мальчик, фурнитур, слуга... Как же тебя зовут? Должен это знать!»
Идеальная память не дает осечек:
- Катце?
«Как интересно звучит слово... Катце. Ка-це. Ка-т-цеее... Посмотреть бы на того, кто до такого додумался!»
- Да, Ясон-сама?
Сумасшедшая мебель, похоже, им любуется. Да еще и не скрывает иронию! Ух, сволота!
- Позволь спросить: и что мне, по твоему мнению, необходимо сделать?
- Ясон-сама, – Катце делает удивленные глаза "разве не понятно?". – Вам надо разобраться со мной и быстро.
- Как?
- Убить, – произносит спокойно фурнитур. Этот бесстрашный парень, на раз замкнувший мозги консула Танагуры, ясное дело, лучше блонди знает как поступить и тоном «на завтрак будет омлет, господин» рекомендует собственное убийство!
Естественно, то, что за подобные делишки без вопросов сдают в утиль для Ясона не секрет, но чтобы сам... кандидат на утилизацию об этом так говорил, а тем более настаивал!..
Отстранившийся было Ясон возвращает голову на хилую грудь.
«Если живой предмет интерьера оказался голым в постели хозяина, а тем паче, в результате действий последнего, значит ли это... что Катце имеет некое право участвовать в решении проблемы?..»
Этот вопрос подводит блонди к мысли, что он рискует запутаться в собственных рассуждениях. Поэтому Минк прислушивается к внутреннему голосу. Тот выдает: «Да пошли их всех! Разве это так важно?!»
То, что внутренний голос еще тот бунтарь становится неожиданным открытием.
- Так хочешь умереть?
«Да не хочу я его убивать!»
- У вас из-за меня будут проблемы.
- И ты, разумеется, должен заволноваться первым, – мрачно отвечают с уровня груди.
- Если можно, исполните мою последнюю просьбу, Ясон-сама, сделайте это сами...
Ясон Минк поднимает голову и смотрит очень нехорошим взглядом.
«Был бы федералом – сел в космолет и на другой край галактики от этих глазищ! Ультрамариновые свёрла, вот правда!»
- Я же всего лишь... таракан, – судьба одаривает мальца сравнением.
«В точку. Рыжий!»
- Быстро прихлопните и через минуту забудете, – наставляет Катце, как бывалый убийца с многолетним стажем. – А после как раз успеете на работу.
Ясон втыкает подбородок в грудную клетку фурнитура. Косится на окровавленное лицо и размышляет.
«Убью я тебя, как же! А шрам ведь останется... – не к месту и с ноткой задумчивости подмечает блонди. – Что-то надо с тобой придумать. Мне с тобой хорошо. Ты мне... нравишься?»
- Зачем полез в мои данные?
Мальчик мрачнеет и отводит глаза.
- Сам додумался или надоумил кто?
«Если он лишь пешка... Вот будет разочарование».
- Сам. Может, уже возьметесь за дело?
- А ты не командуй! Что ж мне с тобой делать?
«Эх, Ясон-сама! Вы ведь не понимаете каково мне сейчас, по глазам вижу, ни на краешек не понимаете.
Я не боюсь смерти. Это последствия риска, хождения по краю? Полностью осознавая, я продолжал откровенно суицидальный путь.
Или всё же – результат сводящего с ума страха от поимки на горячем? Адреналиновая буря, вывернувшая организм?
Но мне кажется, дело вовсе не в этом. Суть в том, что было после. Вы позволили мне ощутить себя человеком. Человеком я последний раз себя чувствовал... Да возможно, что сегодня впервые! И сейчас... сейчас у меня словно крылья выросли! Я как невероятный объект информационного поля, что-то вроде программы, не записанной ни на один носитель, не хранящейся ни на одном сервере, но всё-таки программа существующая... Я полностью абстрагирован от собственной физической оболочки, потому-то меня ее судьба нисколько не волнует. И... я счастлив. Думаю, люди именно это называют счастьем. Я не боюсь ни жизни, ни смерти – все разновидности страха умерли для меня. Готов ко всему и мне нечего терять? Не совсем так. То, чем я овладел – никому не отнять! Я как будто обуздал шторм. Море не размозжило меня о скалы и не утопило в пучинах, оно сейчас – лазурь и ласковые волны. Море мое – Ясон Минк. И пусть я видел море только на трех видюшках, одной картинке, да слышал чужие разговоры о нем, – этого хватает, чтобы понять: заставить безбрежные воды расступиться – насилие; переплыть море и открыть новую землю – нечто иное. Я утихомирил его. Это сродни волшебству... Или даже любви.
Вы не понимаете... Я желаю вам познать (стал свободен, силен и добр, помните?), самому пережить переломный момент, что обесценивает даже вечную жизнь, оставляя взамен миг, в котором, если верить экзистенциональным софистам, и будет заключаться земной рай. Мой мне подарили вы... Драгоценность, что нельзя разбазарить. Скажите мне: «Разучись дышать», и я не сделаю больше ни вдоха...»
Глаза у Катце сейчас точно сосновая кора ясным летним днем, они словно греют, словно отдают по доброй душе всем солнышко... и его тепло...
Ясон уже не удивляется творящимся чудесам, а осторожно пробегается пальцами по коже нетерпеливого самоубийцы.
«Какой же гладенький, уммм!..»
А потом резко проводит пальцем по боку, чиркнув по ребрам. Катце дергается.
Ясон повторяет, подключив всю ладонь. Мальчишка вздрагивает, напрягается, хочет отстраниться, наивный? Фурнитура подводит выдержка – он начинает почти беззвучно смеяться, отмахивается, пытается свернуться клубочком.
- Ясон-сама, хватит! Вы меня до смерти защекочите!
«Щекотка...»
- Что, не нравится мой способ казни?
Катце страшно хочется отпинаться или ответить ударом на удар («Не поверю, что у элиты щекоткоустойчивость!»), но он не решается, а вместо этого ржет в полный голос.
«А мальчик-то живой, оказывается, и никакая не "мебель". Не мальчик – Катце».
- И на работу я не пойду.
«О, сколько неодобрения в твоих глазах!»
- Не бойся, Катце. Пока останешься здесь, а потом найдем тебе применение!
- Вы ненормальный, Ясон-сама.
«Да, у тебя золотисто-карие глаза. И сейчас они смеются».
- От ненормального слышу.
Ясон сдерживает слово.
«Работа на черном рынке? Ладно, – думает Катце. – Эта жизнь всё равно теперь принадлежит ему».
И как-то, прощаясь, блонди вдруг целует экс-фурнитура взасос. На улице!
- Ясон-сама, не подумайте, что мне неприятно, – строгий дилер смущен. Пока он подбирает слова, воображение (не подкачало!) рисует занимательную картину: многозначительные лица партнеров и улюлюкающие подчиненные с веселеньким транспарантом «Ясон Минк + Катце Шрам». – Но если бы кто-то...
- Никто же не увидел? Не ворчи, – ох и вид же у блонди сейчас! Никак кот в загуле по хозяйским закромам?
- Ясон-сама...
«Сумасшедший», – отчего-то констатация стирает с лица будничную усталость... И пыль с души.
И, уже став курильщиком, Катце упорно отказывает себе в любимых сигаретках, когда появляется хоть тень надежды на встречу с "владельцем".
Вызов.
У господина Ясона Минка сегодня очень странное лицо.
- Ясон-сама?
- Катце, я тут встретил одного парня из Кереса...
«Встретил!? Парня?! ИЗ КЕРЕСА??!»
Представитель главы Синдиката соизволяет поднять обе брови – с годами стал сдержанным не меньше, чем элита.
- И мы с ним спали...
- Как мы с вами или как пэты?.. – деловито уточняет служащий.
Пауза. Нерешительная пауза.
«Ой-ёй!»
- Как пэты.
Катце выдыхает:
- Вы жестокий человек, оказывается, Ясон-сама!
- Он сам предложил, – тихо.
- А вы и повелись? – многовато ехидства для экс-фурнитура.
- Не сразу... Но они же у себя там, в Кересе, привычные...
- Вашего роста? – горечь слов смешана с горьким дымом сигарет.
«Дай я угадаю!»
- Ниже на голову.
«Наверное, еще ниже».
- Мне кажется, у вас пристрастие к нечистокровным мальчикам. Только без обид. И мне действительно его жалко.
Итак, шел 2015 или даже 2014 год. Я болтала с z_iren за Кусаби, почитывала mart (вроде фик назывался "Рауль вмешивается в события"?) и искала в большем формате картинку с Катце авторством HerbstRegen (если я не путаю ник). А еще работала в больнице (нарколожка, да), где каждую среду была вынуждена оставаться во вторую смену. Дело благодатное, когда есть компьютер и не слишком ограниченный доступ в интернет. Благоприятная среда не могла не сказаться и не вылиться во что-то. Как ни странно, но картинку Они умудрилась найти (хотя, признаться, удивительно, что это таки оказался Катце, а не тот же Ран Фудзимия). А однажды, когда в кабинете не осталось никого (ибо все были кто где: отпуск или больничный) написала вдохновленную творчеством mart вещь, которую просто обозвала "Флафф". Вещь вышла настолько "не моя", что Они Сэй подумала: народу понравится. Чувственно же! Но как бы не так!
Вещь я доводила до ума достаточно долго даже по своим меркам. И вроде довела. Но, судя по всему, людей она не особенно цепляет.
А у меня с годами растут требования к текстам. В общем, Они решила отредактировать фанфик в соответствии с теперешними представлениями о прекрасном. Это было год назад. Или даже два!Но теперь он наконец доправлен. В первую очередь постаралась привести к единому времени глаголы. Второе, что делала - пояснила некоторые вещи - это мне понятно, что подразумевается, а другим-то каково?
Здесь фикбучная версия (конечно, она не первая). а это будем считать, окончательная, ультимативная версия.
Название: Попался, или Всё, что было до тебя
Размер: мини
Персонажи: Катце, Ясон Минк
Категория: джен с ощутимым налетом слэша (или недослэш)
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Нежность, море и капелька цинизма (ровно тот объем, что убивает лошадь)
Пояснение: Попались все. Ясон поймал Катце. И сам попался на него. Катце попался на человеческое отношение к нему блонди. Ясон поймал Рики. Рики повелся на Ясона. А потом и сам Ясон...
Это в какой-то мере круговая порука. У все две роли: ловушка и жертва. Никто не ушел... равнодушным.
читать дальше Резкое движение. Росчерк чего-то острого... Кровь...
- Банально.
Шальная мысль: «Мне не жить!»
За ней – очередь более умудренной: «А ты сомневался?»
Ясон ему что-то говорит. Взгляд всполошенного, шокированного болью и внезапной поимкой Катце отказывается фокусироваться: блонди расплывается. Со слухом еще хуже.
Кажется, на него долго смотрят, а потом, схватив за шкирку, тащат за собой. Мальчик пытается перебирать ногами, но куда там!
Ясон приволок нерадивую фурнитуру в свой кабинет. Аккуратно ставит на пол, хотя "мебель" сейчас больше всего смахивает на мешок картошки. Но всё-таки стоит.
Катце ощущает на своих плечах весь вес амойской атмосферы – тяжко... Хотя на самом деле здесь только два источника давления: нависший сверху Ясон Минк и его молчание.
Мальчик закусывает губу и рассматривает мыски обуви господина Минка, стараясь ни о чем не думать – отдумал уже.
Первым не выдерживает Ясон. Он хватает кончиками пальцев подбородок этого свихнувшегося наглеца и внимательно вглядывается в замершие глаза.
Странно... Поразительно! Когда лицо мальчишки начинает подниматься, в золотисто-карих (ах вот как?) глазах читается пробирающий до костей, превращающий мышцы в застывший цемент, всепоглощающий... Нет, не страх. Животный ужас.
«Быть пойманным – самое страшное, так, фурнитурчик?»
Но потом время отчего-то замедляется, словно становится гуще, и блонди теперь видит происходящее чуть ли не покадрово: пока он миллиметр за миллиметром тянет вверх лицо с кровоточащей щекой, страх отступает, подобно волнам во время отлива... И когда побледневшее лицо запрокидывается, чтобы встретиться с объектом своего трепета глазами, в них не остается ничего. Ничегошеньки.
Блонди смаргивает и замирает. Он готов клясться чем угодно: хоть бесконечностью Вселенной, хоть собственным разумом, что даже глаза кукол, искусно сделанные или попросту нарисованные, и те дарят бо́льшую иллюзию жизни, чем пара органов зрения, устремивших взгляд на главу Синдиката. Пустота... пустота, сверх того, подернутая пылью.
«Кто-то пришил мальчишке пуговицы вместо глаз?!»
Сверхсильное восприятие – это преимущество, но иногда случаются осечки. Осечки, ставящие рассудок на опасную грань. Она, эта грань, представляет собой что-то вроде ребра монеты, где аверс – разум, а реверс – сумасшествие...
Ясон встряхивает парня за плечи. Тот безвольно мотает головой, но опять поднимает лицо, уставившись на владельца. Что только усиливает вой приближающегося безумия в сознании казалось бы идеального существа.
«Вывести... вывести его немедленно из этого состояния! – кровь стекает по лицу, живая, пронзительно-красная, но Ясон не замечает ее. – Всё что угодно!»
Блонди ошалелым взглядом обшаривает помещение в поисках подсказки. Наконец, разум цепляется за первую попавшуюся, пусть и дикую мысль. Нестандартные ситуации требуют нестандартных решений, разве нет?
Катце же ничего не понимает. Но на данной жилплощади он сейчас – островок логики и трезвого мышления. Его суждения в высшей степени последовательны: деяние, нарушающее конфиденциальность внутренней информации госважности, – подтверждено; субъект, совершивший деяние, – пойман; ценность субъекта в глазах государства и Синдиката – нулевая. Дальнейшие действия? Аннигиляция.
А еще рыжий мальчик, куда-то увлекаемый консулом, четко понимает: только от него самого сейчас зависит – будет ли смерть быстрой и легкой или... Или. Несмотря на опрометчивость собственного поступка Катце известно с кем он имеет дело и в общем, и в частности. То есть, что значит разозлить блонди и пойти против Ясона Минка. Нельзя оправдываться: Ясон посчитает, что его интеллект неадекватно оценили (говоря человеческим языком, приняли за идиота) и отыграется так, как умеет только он. Сдать в бордель – цветочки. Выдрать из живого человека все нервные клетки разом, практически не повредив, а после, разложив эту сероватую цепочку на видном месте, изничтожать по одной... Ничем не прикрытая, совершенная, будто бог, боль. Пойманный с поличным малолетний госпреступник не питает иллюзий: у блонди и воображение богаче и возможности шире.
А еще он не покажет страх – тот Ясона раззадорит. Катце не хочется, чтобы его слабостью упивались. Быстрая смерть – вот что нужно.
Потому он собирает волю в кулак и решает доиграть роль.
«Мебель так мебель, хозяин».
Он будет покорен чужой воле. Он будет тверд. Это же единственное в чем свободен.
Тогда скажите, отчего проштрафившегося фурнитура принесли в спальню?
Как бы там ни было, Катце пойдет до конца.
Нижняя губа уже наполняла рот привкусом железа.
Сидящий на краю необъятной господской постели мальчик не приходит в себя.
«Будто забыл, что человек. Или... ты убил в нем душу! Или же разум?.. Как тебе удалось убить его разум??!»
Ясон быстро находит молнию-невидимку и тянет на себя. Вытягивает мосластое хрупкое тело из форменного костюмчика.
Катце отмечает, что неплохо бы разучиться думать. И пытается абстрагироваться от реальности. Ему это почти удается.
Блонди же, бегло осматривая тело фурнитура, отмечает особенности. Он в первый раз видит данный класс человеческих существ без одежды.
«Ребенок, которому никогда по-настоящему не вырасти...»
Но наблюдение – лишь первый этап... Ладони в тонких перчатках тут же проверяют самые чувствительные точки. Тело живо: грудь вздымается, венки пульсируют, а мальчишка... никак не реагирует на вопиющее нарушение протокола со стороны элиты! Ясон еще раз осторожно проводит рукой по телу, отслеживая колебания, фиксируя минимальные изменения... Ткань, обтягивающая ладони, становится раздражающей помехой, препятствующей исследованиям. Перчатки летят на пол.
Сознание рыжего нагло сообщает ему, что руки у господина Ясона Минка удивительно теплые. Катце посылает проявления сознания к черту, снова пытаясь спрятаться в безразличии и холодном уюте легкой смерти.
«Нет реакции», – подавленно отмечает мистер совершенство, но не останавливается. Заминка означает погружение в состояние гадкой дрожи и страха увидеть пуговицы вместо глаз... Нет уж. И Ясон касается чужого тела, вспоминая на ходу пэт-шоу и всё, что когда-либо знал о сексе или эрогенных зонах. Пытается расслабить фурнитура, а после старается возбудить... Хотя способно ли тело возбуждаться, находясь в подобном увечном состоянии? Неизвестно.
Напряжение растет. Ясону жарко, он стаскивает с себя предметы гардероба один за другим, не отдавая отчета в собственных действиях...
Катце, одним глазком заглянувшего в реальность, на мгновение охватывает паника: голый он и голый Ясон в одной постели!.. Не надо быть гением, чтобы понять куда утекают байты. Мм.. параметры Ясона... Катце констатирует, что его кончина будет крайне жестокой.
«Похоже, у нас с жизнью не взаимно».
Единственное, что мальчик себе позволяет – уронить слезу по столь скоротечно завершившейся жизни, но так, чтобы атаковавший правую часть его тела блонди ничего не заметил. После чего возвращается, еще крепче закусив губу, в спасительное небытие.
Это разум. Но вот тело Катце... Изящное, немного болезненное тело рассматривает проблему под несколько другим углом. И когда сверху его накрывает большое и теплое, наконец, избавив от необходимости терпеть прохладу окружающего воздуха, тело решает, что это – хорошо. И нежные руки, всё более умело дотрагивающиеся до самых чувствительных местечек, – это очень хорошо. С телом такое впервые, оно бы пело, если бы могло; сочинило поэму в честь того, другого тела, воспев его бархатистую кожу и чуткие пальцы хирурга-сапера, но... Вместо этого физическая оболочка Катце делает то, что может только она – подчиняет надколотое сознание и дергает рубильник вниз. Не ожидавший подобного, разум подчиняется.
Ясон замер. Что-то... Да, изменилось. Сначала он замечает слезу, скользнувшую по свежей красной борозде, – она, сверкнув, исчезла. И ведь не увидел бы, если бы не до зеркального блеска натертая поверхность шкафа, предательски раскрывшая своего прислужника. А после фурнитурское тельце расслабляется, становится слышно дыхание... Глубокое и спокойное. Теперь от мальчишки пахнет чем-то сладким... Сомкнутые ресницы цвета кофе с молоком, чуть приоткрытые раскрасневшиеся губы... Нерушимый покров безмятежности, наброшенный чьей-то рукой. Как заманчиво... как заразно...
«Я тоже так хочу», – почти сверхчеловек, прильнув к своей "мебели", обхватывает того руками – не убежит.
Не, малец не бесчувственен – вон, аж губу прокусил от волнения и эмоций...
«И правда, заразно...» – медленно проплывает последняя мысль.
Этот мальчик... на удивление гладкий и блонди щекой потерся о его грудь. А дальше – тишина...
Катце просыпается рано, намного раньше обычного, и сперва не может понять: ни где он, ни что случилось. Правую руку как будто придавливает мягкий камень... Двигать ей не получается. Хм. Тогда он левой прикасается к собственному лицу. Что же... Воспоминания замелькали перед глазами фурнитура: как его застукали, поволокли, как решил держать оборону, а потом...
Катце всматривается сквозь сумрак в то, что затрудняет движения, принюхивается, прислушивается к ощущениям. Вероятность того, что он до сих пор в спальне Ясона (и это всё не приснилось) существует, но лежит где-то в области фантастики. Блонди ничего не сделал? Совсем ничего?!
Недоумение. Недоверие.
Постепенно светает. Занимавшаяся заря не оставляет иного выбора как констатировать, что невозможное возможно.
Да, справа лежит, сжав его корпус в объятьях, здоровенный человек поистине божественно правильного сложения. Волосы спящего мерцают платиновыми и бронзовыми лучиками на одеяле, простынях и на нем самом. И как ни удивительно, но Катце не испытывает ни малейшего неудобства.
«Неужели... Смешно, но кажется, я всю жизнь мечтал именно об этом».
Однако часы неумолимо отсчитывают секунды.
Катце точно знает, когда просыпается хозяин – обычно внутренний будильник блонди срабатывал с завидной точностью. Но не сегодня: время приходит и проходит, а полубожество так и не соизволяет пробудиться. Фурнитур, подождав еще пять минут, решает: что бы там ни было, а главе Синдиката на работу опаздывать нельзя.
- Ясон-сама, – негромко зовет он и осторожно прикасается к восхитительным волосам.
Тот сквозь сон невнятно ворчит, будто надеется, что побудят-побудят, да отстанут. Катце это умиляет: «Совсем как ребенок». Увидеть блонди таким – нереальный сюрприз.
– Ясон-сама, просыпайтесь! Вам на работу пора.
«Голос... Голос кого-то зовет. Я этот голос слышал... Имя... Моё имя. Но как-то не так...»
Ясон чуть приоткрывает глаза, моргает пару-тройку раз. Он продолжает лежать щекой на Катце, и от этих действий тому щекотно и смешно, словно не ресницы, а крылья бабочки трепещут на груди.
- Ясон-сама, – почти осуждающе.
«Кого-то обнимаю... Но кого?»
Блонди поднимает глаза. Удивляется. Но объятий не размыкает.
Катце впервые прямо смотрит в глаза хозяину (владельцу/царю/богу) и не отводит взгляд, нет, даже не хочет этого!
«Синющие... Восхитительно синющие! Красиво-то как...»
В довесок к нечеловечески прекрасным глазам прилагается легкая растерянность. На совершенном лице блонди она недетски подкупает.
Ясон же не понимает. То есть понимает, и именно поэтому не понимает. Если бы не уверенность, что не выпускал мальчишку, то он сейчас сказал бы, что держит в объятьях кого-то другого.
Рыжий фурнитур зовет его: "господин" – в глаза и "хозяин" – за глаза. "Ясон-сама"... Так к господину Минку никто не обращается. Хотя, блонди прислушивается к себе, в обращении присутствует и уважение, и...
А сильнее всего поражает взгляд.
«У парня на щеке запекшаяся кровь (это ведь я сделал!), а он смотрит так мягко и... ласково, словно... Как тяжело подбирать слова! Вот он сейчас снова, едва касаясь, провел по моим волосам – обнаглел, однако, – опять "Ясон-сама" и... да, бережное отношение. Как будто сам меня сотворил и весьма доволен результатом!»
- Ясон-сама, вам нужно что-то делать.
«Мальчик, фурнитур, слуга... Как же тебя зовут? Должен это знать!»
Идеальная память не дает осечек:
- Катце?
«Как интересно звучит слово... Катце. Ка-це. Ка-т-цеее... Посмотреть бы на того, кто до такого додумался!»
- Да, Ясон-сама?
Сумасшедшая мебель, похоже, им любуется. Да еще и не скрывает иронию! Ух, сволота!
- Позволь спросить: и что мне, по твоему мнению, необходимо сделать?
- Ясон-сама, – Катце делает удивленные глаза "разве не понятно?". – Вам надо разобраться со мной и быстро.
- Как?
- Убить, – произносит спокойно фурнитур. Этот бесстрашный парень, на раз замкнувший мозги консула Танагуры, ясное дело, лучше блонди знает как поступить и тоном «на завтрак будет омлет, господин» рекомендует собственное убийство!
Естественно, то, что за подобные делишки без вопросов сдают в утиль для Ясона не секрет, но чтобы сам... кандидат на утилизацию об этом так говорил, а тем более настаивал!..
Отстранившийся было Ясон возвращает голову на хилую грудь.
«Если живой предмет интерьера оказался голым в постели хозяина, а тем паче, в результате действий последнего, значит ли это... что Катце имеет некое право участвовать в решении проблемы?..»
Этот вопрос подводит блонди к мысли, что он рискует запутаться в собственных рассуждениях. Поэтому Минк прислушивается к внутреннему голосу. Тот выдает: «Да пошли их всех! Разве это так важно?!»
То, что внутренний голос еще тот бунтарь становится неожиданным открытием.
- Так хочешь умереть?
«Да не хочу я его убивать!»
- У вас из-за меня будут проблемы.
- И ты, разумеется, должен заволноваться первым, – мрачно отвечают с уровня груди.
- Если можно, исполните мою последнюю просьбу, Ясон-сама, сделайте это сами...
Ясон Минк поднимает голову и смотрит очень нехорошим взглядом.
«Был бы федералом – сел в космолет и на другой край галактики от этих глазищ! Ультрамариновые свёрла, вот правда!»
- Я же всего лишь... таракан, – судьба одаривает мальца сравнением.
«В точку. Рыжий!»
- Быстро прихлопните и через минуту забудете, – наставляет Катце, как бывалый убийца с многолетним стажем. – А после как раз успеете на работу.
Ясон втыкает подбородок в грудную клетку фурнитура. Косится на окровавленное лицо и размышляет.
«Убью я тебя, как же! А шрам ведь останется... – не к месту и с ноткой задумчивости подмечает блонди. – Что-то надо с тобой придумать. Мне с тобой хорошо. Ты мне... нравишься?»
- Зачем полез в мои данные?
Мальчик мрачнеет и отводит глаза.
- Сам додумался или надоумил кто?
«Если он лишь пешка... Вот будет разочарование».
- Сам. Может, уже возьметесь за дело?
- А ты не командуй! Что ж мне с тобой делать?
«Эх, Ясон-сама! Вы ведь не понимаете каково мне сейчас, по глазам вижу, ни на краешек не понимаете.
Я не боюсь смерти. Это последствия риска, хождения по краю? Полностью осознавая, я продолжал откровенно суицидальный путь.
Или всё же – результат сводящего с ума страха от поимки на горячем? Адреналиновая буря, вывернувшая организм?
Но мне кажется, дело вовсе не в этом. Суть в том, что было после. Вы позволили мне ощутить себя человеком. Человеком я последний раз себя чувствовал... Да возможно, что сегодня впервые! И сейчас... сейчас у меня словно крылья выросли! Я как невероятный объект информационного поля, что-то вроде программы, не записанной ни на один носитель, не хранящейся ни на одном сервере, но всё-таки программа существующая... Я полностью абстрагирован от собственной физической оболочки, потому-то меня ее судьба нисколько не волнует. И... я счастлив. Думаю, люди именно это называют счастьем. Я не боюсь ни жизни, ни смерти – все разновидности страха умерли для меня. Готов ко всему и мне нечего терять? Не совсем так. То, чем я овладел – никому не отнять! Я как будто обуздал шторм. Море не размозжило меня о скалы и не утопило в пучинах, оно сейчас – лазурь и ласковые волны. Море мое – Ясон Минк. И пусть я видел море только на трех видюшках, одной картинке, да слышал чужие разговоры о нем, – этого хватает, чтобы понять: заставить безбрежные воды расступиться – насилие; переплыть море и открыть новую землю – нечто иное. Я утихомирил его. Это сродни волшебству... Или даже любви.
Вы не понимаете... Я желаю вам познать (стал свободен, силен и добр, помните?), самому пережить переломный момент, что обесценивает даже вечную жизнь, оставляя взамен миг, в котором, если верить экзистенциональным софистам, и будет заключаться земной рай. Мой мне подарили вы... Драгоценность, что нельзя разбазарить. Скажите мне: «Разучись дышать», и я не сделаю больше ни вдоха...»
Глаза у Катце сейчас точно сосновая кора ясным летним днем, они словно греют, словно отдают по доброй душе всем солнышко... и его тепло...
Ясон уже не удивляется творящимся чудесам, а осторожно пробегается пальцами по коже нетерпеливого самоубийцы.
«Какой же гладенький, уммм!..»
А потом резко проводит пальцем по боку, чиркнув по ребрам. Катце дергается.
Ясон повторяет, подключив всю ладонь. Мальчишка вздрагивает, напрягается, хочет отстраниться, наивный? Фурнитура подводит выдержка – он начинает почти беззвучно смеяться, отмахивается, пытается свернуться клубочком.
- Ясон-сама, хватит! Вы меня до смерти защекочите!
«Щекотка...»
- Что, не нравится мой способ казни?
Катце страшно хочется отпинаться или ответить ударом на удар («Не поверю, что у элиты щекоткоустойчивость!»), но он не решается, а вместо этого ржет в полный голос.
«А мальчик-то живой, оказывается, и никакая не "мебель". Не мальчик – Катце».
- И на работу я не пойду.
«О, сколько неодобрения в твоих глазах!»
- Не бойся, Катце. Пока останешься здесь, а потом найдем тебе применение!
- Вы ненормальный, Ясон-сама.
«Да, у тебя золотисто-карие глаза. И сейчас они смеются».
- От ненормального слышу.
Ясон сдерживает слово.
«Работа на черном рынке? Ладно, – думает Катце. – Эта жизнь всё равно теперь принадлежит ему».
И как-то, прощаясь, блонди вдруг целует экс-фурнитура взасос. На улице!
- Ясон-сама, не подумайте, что мне неприятно, – строгий дилер смущен. Пока он подбирает слова, воображение (не подкачало!) рисует занимательную картину: многозначительные лица партнеров и улюлюкающие подчиненные с веселеньким транспарантом «Ясон Минк + Катце Шрам». – Но если бы кто-то...
- Никто же не увидел? Не ворчи, – ох и вид же у блонди сейчас! Никак кот в загуле по хозяйским закромам?
- Ясон-сама...
«Сумасшедший», – отчего-то констатация стирает с лица будничную усталость... И пыль с души.
И, уже став курильщиком, Катце упорно отказывает себе в любимых сигаретках, когда появляется хоть тень надежды на встречу с "владельцем".
Вызов.
У господина Ясона Минка сегодня очень странное лицо.
- Ясон-сама?
- Катце, я тут встретил одного парня из Кереса...
«Встретил!? Парня?! ИЗ КЕРЕСА??!»
Представитель главы Синдиката соизволяет поднять обе брови – с годами стал сдержанным не меньше, чем элита.
- И мы с ним спали...
- Как мы с вами или как пэты?.. – деловито уточняет служащий.
Пауза. Нерешительная пауза.
«Ой-ёй!»
- Как пэты.
Катце выдыхает:
- Вы жестокий человек, оказывается, Ясон-сама!
- Он сам предложил, – тихо.
- А вы и повелись? – многовато ехидства для экс-фурнитура.
- Не сразу... Но они же у себя там, в Кересе, привычные...
- Вашего роста? – горечь слов смешана с горьким дымом сигарет.
«Дай я угадаю!»
- Ниже на голову.
«Наверное, еще ниже».
- Мне кажется, у вас пристрастие к нечистокровным мальчикам. Только без обид. И мне действительно его жалко.
@темы: Творю и вытворяю, Уши Катце
-
-
08.01.2021 в 11:12-
-
08.01.2021 в 11:30-
-
10.01.2021 в 23:07Не факт, что хоть кто-то, кроме меня, заметит разницу.
LikeIason, Ну вот, а в конце драма и ангст...
Да?
Если подумать, то и пожелание Катце о переломном моменте воплотилось в жизнь. Только вот тот самый перелом для Ясона (и не только него) кончился фатально...
О боже, мой дневник комментируют живые люди!